Сувабе, Учияма, Тошич и фигурное катание Российская спортивная форма, русские имена И ФИГУРНОЕ КАТАНИЕ Я уже говорила про фигурное катание? А про фигурное катание?
Закончилась Durarara!! Закончилась она. Я не хочу писать по этому поводу пост, если честно, я просто хочу оставить здесь запись о том, что счастье есть. Мои страхи не оправдались. Спасибо, Боже. Ай фил хэппи, ай фил фри.
Я ещё здесь буквально секундочку поною. Капелюшечку самую. Новый сейю-каст делает мне больно. В смысле, сам факт того, что он новый. На пятый сезон Нацумэ-то смогли всех тех же собрать Тт На самом деле, я люблю, когда появляются новые имена среди сейю, но просто привыкать будет трудно. К тому же из всех я знаю только Ханаэ, который заечка-солнышко Харуичи был в дайе, а вот теперь будет Лави. Мозг усиленно пытается это себе представить, получается пока не очень
По промке - не очень нравится, как выглядит Линк Остальное прямо хорошо ТТ Будет чего ждать в летнем сезоне, а я думала, что начну умирать только осенью, наивная...
Хочу чувака, который будет мне писать лайонскитов. Готов этого героического человека гладить, обнимать, кормить, покупать ему вкусняшки. А то кроме себя и некого...
Новинки Журнал LaLa сообщил, что осенью выйдет пятый сезон по манге Yuki Midorikawa "Natsume Yūjin-Chō". Весь коллектив создателей и сэйю вернётся в проект, как и в прошлых сезонах.
Про то, что и в каком объёме я принесла, даже говорить ничего не буду Просто положу сюда
Название: Requiem aeternam Автор:Птица Граф Размер: мини, 1907 слов Персонажи: Макишима Юске, Тодо Джинпачи Категория: джен Жанр: мистика, ангст Рейтинг: PG-13 Задание: локация «Зал Суда» Краткое содержание: Вечный покой даруй им, Господи, и вечный свет пусть им светит
читать дальше— Они говорят, как только вы будете готовы, святой отец.
Младший служка лишь на мгновение появляется в дверном проёме, чтобы сказать ему это, и тут же удаляется с почтительным поклоном. Значит, все уже собрались в зале и дожидаются лишь его торжественного появления? Макишима слабо усмехается своему блеклому отражению в чаше с водой, прикрывает глаза и выдыхает до тех пор, пока в лёгких не остаётся ни капли воздуха. Нарочито медленно омывая руки — наверное, в сотый уже раз, — он мрачно думает, что готов не будет никогда.
Он с радостью сбежал бы прочь и замолил своё малодушие когда-нибудь потом, в одиночестве, в персональном, абсолютно одностороннем и восхитительно безответном общении с Создателем. Но не сегодня. Не в этом случае. Буря — прямо по курсу, и на сей раз не пройдёт стороной.
— Отче наш, сущий на небесах… — бормочет он так тихо, что почти не слышит сам себя. Нужно подняться и идти. Чем дольше он тянет, тем сложнее будет заставить себя, тем больше он будет сомневаться, хотя и сейчас его существо обращено в один большой, кишащий ком сомнений.
Аминь, чёрт возьми.
Шаги Макишимы по короткому, неприлично узкому коридору гулким эхом отражаются от каменных стен. Шум вокруг такой, что его должно быть слышно в каждом уголке обители, в ближайшей деревушке, во всём мире. Многочасовая подготовка прошла впустую, не избавив его от нервического безысходного веселья: конечно, он утрирует, это подземелье глушит звуки почище любого Покрова Тишины, но сидящие в зале наверняка уже знают о его приближении. Знают и с нетерпением ждут. Когда он открывает тяжёлые двустворчатые двери, десятки жадных взглядов впиваются в него острыми наконечниками стрел.
Света мало, зал практически погружён в темноту. Первые, самые нижние ряды деревянных скамей никем не заняты, но Макишима кожей чувствует чужое присутствие, чувствует множество собравшихся в зале людей, и иллюзорная атмосфера гнетущей пустоты развеивается, не сумев его обмануть. Вторые, третьи, четвёртые ряды — зал забит людьми под завязку, но они прячутся в густых тенях за пределами ореола света в самой середине, будто мягкое золотое сияние свечей образует магический круг, непреодолимую границу, зону отчуждения.
Ему нужно как раз туда. В самый центр, где в жёстком деревянном кресле с прямой спинкой, опутанный тяжёлыми цепями ожидает приговора человек. Его плечи расправлены, подбородок горделиво вздёрнут, он не сломлен, не напуган. Он сидит в этом ужасно неудобном кресле, как король на своём троне, с деланным равнодушием и упрямым превосходством смотря прямо перед собой.
Взгляд Макишимы зафиксирован на нём, прикован к нему с самой первой минуты в этом мрачном, древнем амфитеатре. Он видел бесчисленное множество тех, кто не мог сопротивляться силе втравленных в каменные плиты пола магических символов и не выдерживал даже минуты, бесчисленное множество корчащихся, агонизирующих, умоляющих и проклинающих людей. Отсутствие реакции у Тодо приносит небольшое облегчение, но в то же время совсем ничего не значит. Некоторые просто сделаны совсем из другого материала.
— Джинпачи, — голос Макишимы неожиданно громок, неоправданно резок и моментально выдаёт его смятение, нежелание быть здесь, неготовность проводить ритуал, неготовность ко всему происходящему в принципе. Но менять что-либо уже поздно. Актёры на сцене и занавес поднят. En garde.
Он вздрагивает, поворачивает голову, чтобы взглянуть на своего палача и обвинителя, и кривая ухмылка трещиной взрезает его лицо.
— Вот, значит, как. Тебя как раз не хватало этому вечеру. Или дню? — Тодо запрокидывает голову и шумно втягивает носом воздух, чтобы прерывисто выдохнуть сквозь стиснутые зубы. — Спасибо, Преподобный, за чудесный подарок напоследок…
Епископ тоже где-то там, среди собравшихся, и прекрасно слышит всё, что он говорит. Тодо об этом знает.
Он облачён в белое. Ни рясы, ни нательного креста, ни чёток из маслянисто поблескивающего чёрного гематита. Ничто не напоминает о его принадлежности к Церкви, о его сане, о том, что ещё на прошлой неделе он очищал мир от скверны и нёс ему слово Света. Сегодня он ничем не отличается от очередного еретика в руках дознавателей, в его руках.
Тот же служка, что и раньше, торопливо, едва не роняя, приносит тяжёлую чашу с водой, ставит её на каменный пол перед Тодо, стыдливо пряча глаза и не поднимая головы. Догадаться, о чём он думает, невероятно легко, и Тодо издаёт короткий, резкий смешок. Мальчишка дёргается, как от удара. Макишима отсылает его прочь.
Окунув пальцы в святую воду, он рисует на лбу подсудимого крест. Тодо машинально пытается отстраниться от его пальцев, отвернуться, и Макишиме приходится придерживать его голову всё время, что он наносит невидимые символы на щёки и губы. Опустившись на колени, он придвигает ближе чашу и с превеликой осторожностью обхватывает лодыжки Тодо. Над безжалостными клещами кандалов по коже поднимается воспаление, кое-где она стёрта в кровь, и Макишима очень старается хотя бы своими неаккуратными действиями не причинить ему ещё больше физических страданий. Его старания смешны и глупы, потому что, едва он погружает босые ступни Тодо в воду, тот сию же секунду вздрагивает, шипит. Вскинув голову, Макишима впивается в его лицо настороженным, цепким взглядом.
— Что? — отрывисто бросает тот и облизывает губы. — Вода холодная.
Возможно, он говорит правду. Возможно, врёт, и вода жжёт его кожу как раскалённое железо. Макишима предпочёл бы первый вариант, но жизненный опыт подсказывает ему: когда процесс доходит до этой стадии, до этого места, о надежде лучше забыть.
Тодо откидывается назад и дышит торопливо, тяжело. Он несомненно реагирует на святую воду, и Макишиме приходится с силой провести ладонями по своему болезненно искривившемуся лицу, чтобы стереть с него слишком очевидное выражение. Он начинает неторопливо разминать пальцы и настраивать себя, как музыкальный инструмент, на заклинание. Магия пробуждается в его венах.
— Освободи меня, Маки-чан, — Тодо наклоняется к нему так резко и неожиданно, что Макишима едва подавляет инстинктивный порыв отшатнуться. Их лица очень, почти неприлично близко друг к другу, Макишима вздрагивает, чувствуя его дыхание у себя на губах, но взгляд Тодо не даёт ему отвернуться. Его глаза, вдруг болезненно расширенные и лихорадочно, нездорово блестящие, смотрят сквозь, смотрят внутрь, требуют и призывают. — Я знаю, ты за этим пришёл, ты меня не бросишь. Сними эти цепи.
— Даже если я это сделаю. Что дальше? — спокойно возражает Макишима, хотя в горле у него сухо, как в пустыне, а в душе разворачивается короткая, но очень кровопролитная война. Он мог бы исполнить просьбу и какой-то частью себя страстно этого желает, несмотря на доводы разума.
Тодо отвлекается, ища ответ на вопрос в окружающих тенях, разрывает контакт и окидывает взглядом темноту за пределами круга. Макишима, наконец, чувствует себя достаточно свободным, чтобы подняться с колен. Он жалок. Он преступно жалок в своей потерянности и понятия не имеет, что собирается делать дальше. Но он не позволил бы никому другому быть в эту самую минуту на его месте.
Пальцы Макишимы легко и привычно складываются в одну сложную фигуру за другой, образуя чёткую, заученную, въевшуюся в телесную память последовательность. Он как будто сплетает колыбель для кошки невидимыми нитями. Сопроводительные магические формулы сами собой с шелестом слетают с губ. Едва заслышав первое слово заклинания, Тодо вскидывается, вскрикивает. Звенят цепи.
— Нет! Нет, не надо, остановись. Остановись, прошу, — на несколько мгновений силы будто покидают его, он горбится, сжимается в комок. Что-то причиняет ему боль изнутри. Зал наполняется шепотками, ропотом, постепенно перерастающим в монотонный фоновый гул. Очевидно, что он нарушил запрет, очевидно, что он одержим, очевидно, что он будет казнён — единогласным решением ордена, сборищем безликих судей.
Церковь давно уже никого не прощает. Церковь всё дальше и дальше простирает свою карающую длань, и Макишима — на самом острие.
— Маки-чан, они не дадут мне уйти живым. Они уже складывают костёр там, снаружи, — интонации Тодо становятся плаксивыми, заискивающими. Растревоженная святой водой и заклинанием сущность ворочается у него под кожей, заставляя метаться, натужно выталкивать из горла слова, любые слова, способные зацепить Макишиму, отвлечь, разрушить последовательность или пропустить слог в формуле. — Я не совершил ничего дурного, Маки-чан, поверь мне, спаси меня…
Макишима не уйдёт отсюда раньше, чем вытащит из Тодо сопротивляющуюся тёмную тварь. Это не принесёт ему самому ни облегчения, ни удовольствия, это никак не поможет Тодо выйти из его плачевного положения, но дело должно быть сделано. Очищение должно быть проведено — и оно будет. Ни один паршивый демон не посмеет сожрать эту душу.
— Освободи меня, священник, — демон смотрит на него глазами Тодо, говорит с ним голосом Тодо. Это почти невыносимо. Как мог он оказаться на этом месте, как он мог предать себя, предать его, позволить ненасытной, мерзкой, злобной сущности поселиться в нём, пустить корни, отравить своим ядом? — Освободи меня, я уничтожу всех этих мошек одним ударом, тебе не придётся больше подчиняться их жалким правилам.
Макишима не слышит и не слушает. Он как никто другой знает, что заклинания требуют сосредоточенности, уверенности в себе и непоколебимой веры, а потому не даёт демону коснуться себя. Ему и так непонятно, почему это всё ещё работает: поток его мыслей слишком хаотичен, монолит его веры покрыт паутиной трещин, эмоции пытаются перехватить контроль и опутать руки. Макишима должен быть совершенно бесполезен и беспомощен, но почему-то всё ещё дьявольски хорош во всём, что касается экзорцизма.
Длинные бледные пальцы продолжают рисовать им одним ведомый узор, двигаясь всё быстрее, переплетаясь, складываясь в знаки и символы, сгибаясь под выверенными углами. Тодо надрывно смеётся лающим, жутким смехом. Скребёт ногтями по подлокотникам, колотится затылком о спинку, кусает губы и хохочет, рыдает, шипит, ругается, стонет, умоляет.
Всё это ради чего? Ради знаний? Ради силы? От скуки, чтобы испытать себя? От отчаяния? Неужели он думал, что никто ничего не заметит, не заподозрит? Шила не утаишь в мешке, тем более когда шило — это сущность с той стороны. Обращение к запрещённому искусству ещё никого не доводило до добра, Тодо должен знать это лучше остальных. Так почему?
— Зачем ты это сделал, Джинпачи? — вот что Макишима изо всех сил пытается понять, но не может. Если Тодо так нужна была помощь, почему он не обратился к нему? Вдвоём они непременно нашли бы выход из любой ситуации, как находили всегда, а теперь они поодиночке — друг против друга и против всех остальных.
— Чтобы в кои-то веки действительно кого-то спасти! — огрызается он, продолжая тщетно биться в путах, надеясь ослабить их, выбраться, вцепиться священнику в горло. От синевы его глаз уже совсем ничего не осталось, всё застила чёрная пелена, демон рычит, но он уже попался в сплетённую заклинанием колыбель, запутался в ней, как в паутине. Терпеливо, будто яд из раны, Макишима вытягивает скверну, вслепую отделяет душу Тодо от въедливого осадка той стороны. Неохотно, тот поддаётся.
Сведённая судорогой челюсть Тодо распахивается в беззвучном крике, всё шире и шире, пока сустав не смещается и её положение не становится очевидно неестественным. Эти твари любят напоследок ломать свои игрушки, цепляясь за них из последних сил, Макишима ожидал подобного, но от этого ему не становится легче. Тодо крупно трясёт, как в припадке падучей, и чёрная, вязкая мерзость течёт вместо слюны у него изо рта.
«Освободи демона. Освободи его, хватай Джинпачи и беги», — нашёптывает предательски внутренний голос, и Макишима на несколько коротких мгновений замирает. Ему нужно лишь немного изменить рисунок, чтобы демон вырвался на свободу, никто и не заметит пары дополнительных пассов. Ничего критичного натворить демон не сумеет, знаки не позволят ему, не позволит собравшееся в зале высшее духовенство, но привнесённого хаоса будет достаточно, чтобы они вдвоём смогли скрыться. Это так… элементарно.
Горький смех без тени веселья пузырится у него на губах. Он складывает пальцы в замок, осторожно дует на них, произносит последнее слово и, резко разведя руки в стороны, громко хлопает в ладоши. Тодо выгибается дугой, складывается пополам и обмякает, потеряв сознание. Макишима больше не чувствует в нём ничего инородного, но, справедливости ради, Макишима и рук-то своих не чувствует…
Его подхватывают уже в непосредственной, опасной близости от пола — он не видит, кто, и не понимает, зачем вообще пытается упасть, когда нужно срочно что-то предпринять, придумать, выкинуть новый фокус, чтобы дать Тодо хоть один шанс… Но мысли плывут. Он перестарался, да ещё и сам себя изгрыз сомнениями.
Его уводят прочь, нахваливая хорошую работу, а Макишима чувствует лишь холодную, сосущую пустоту в груди. Он всё сделал правильно, но не может перестать думать о том, что проиграл свой самый важный бой.
Название: Worship Автор:Птица Граф Размер: драббл, 795 слов Пейринг: one-sided!Шинкай Юто/Шинкай Хаято Категория: слэш Жанр: PWP, инцест, юст Рейтинг: NC-17 Краткое содержание: отражение — коварно и беспощадно, оно встречает его каждое утро и провожает каждый вечер, следует за ним повсюду и от него никак не избавиться
Отражение в зеркале заставляет Юто думать о брате. Практически всё заставляет Юто думать о брате, но отражение — коварно и беспощадно, оно встречает его каждое утро и провожает каждый вечер, следует за ним повсюду и от него никак не избавиться. Долбаное отражение причиняет ему вполне реальную боль.
Они с Хаято не слишком похожи, но даже из-за этого «не слишком» Юто в исступлении скребёт пальцами по щекам и скулам, будто в надежде соскоблить лицо слой за слоем, собрать из ошмётков что-нибудь новое, отличное, налепить мозаикой обратно и молиться, что хоть так Хаято начнёт его замечать. Перестанет отводить глаза, будто ему больно смотреть на брата. Будто ему стыдно видеть то, что он видит, читать мысли Юто, как открытую книгу.
Больше всего раздражает рот. Этот чёртов огромный рот, отличительная семейная черта. Пухлые, яркие губы, мягкие-мягкие, и связанные с ними миллионы шуточек всё возрастающей с годами степени испорченности. Видя свои губы в отражении, Юто не может не думать о губах Хаято, гадать, как эта мягкость сочетается с дурной привычкой обкусывать их, и водить по ним кончиками пальцев, осторожно прикасаться, гладить, дразнить. У него никогда не было достаточно возможностей, наглости и свободы, чтобы позволить себе это с братом, есть только страстное желание и проклятое отражение, которое всегда рядом. Даже тогда, когда Хаято месяцами отсутствует дома.
Юто ненавидит их похожесть и родство, но в то же время — боготворит. Ему даже не нужно подстёгивать своё воображение, чтобы представить Хаято, притвориться, что это не он сам — а Хаято прикасается к нему. В такие момент его ладони настолько горячие, что почти оставляют ожоги на коже. Юто запускает пальцы в длинный, им же самим чуть не до костяшек натянутый рукав тонкого джемпера, ногти царапают запястье, посылая волну мурашек вдоль позвоночника. Юто растворяется. Остаётся только тело, растревоженное прикосновениями, предельно обострённые ощущения; до тех пор, пока физический контакт не прерывается, совершенно не важно, кто реален, а кто всего лишь плод воображения.
У него слегка трясутся колени, когда он торопливо сдирает с себя джемпер, беспорядочно проводит ладонями по груди. Хаято наверняка нравится, когда есть что пощупать. Он машинально трогал бы Юто, как девочку, окажись они в такой позиции. У Хаято сильные руки, большие ладони — Юто поглаживает соски и прерывисто выдыхает, закрыв глаза.
Ему так жарко, что мозг, кажется, плавится. Плавится кожа, в трусах тесно и влажно. Будь Хаято здесь, Юто уже умолял бы его, тёрся об него, как сумасшедший, едва слышно поскуливая.
Первый раз он увидел эротический сон с участием старшего брата лет в тринадцать. Это было… даже вполне невинно, по сравнению с фантазиями, посещающими его сейчас, но и этого хватило, чтобы поутру обнаружить липкое, мокрое, невозможно неприличное пятно в известном месте. Это был его полный провал как брата и как человека. Но провал такой восхитительный и будоражащий, что остановиться было невозможно. Юто раз за разом проваливался в своё запретное удовольствие, окунался в него с головой. Guilty pleasure. Сладко. Тягуче.
Он дразнит сам себя, поглаживая внутреннюю сторону бедра, замирая в предвкушении, когда ладонь почти накрывает пах. Ближе и ближе, пальцы пробегаются вдоль ширинки и, наконец, плотно ложатся поверх — Юто плаксиво всхлипывает и толкается в собственную ладонь. Вторая рука неловко пытается расстегнуть ремень, теребит пуговицу. Приходится приложить огромное усилие, чтобы остановиться на секунду, на короткое мгновение, и расправиться с застёжками. Руки подрагивают, когда он спускает штаны и снова смотрит на своё отражение. Раскрасневшийся, встрёпанный, бесстыдно возбуждённый — он выглядит пошло, глупо. Жалко.
Что подумал бы Хаято, увидев его таким? Юто может представить его разочарование, его брезгливое отвращение и мучительный стыд… Но в фантазиях Хаято нагибает его, сгребает волосы в горсть и имеет до беспамятства.
От горячих, коротких выдохов зеркало запотевает, Юто прижимается к нему щекой, грудью — холод стекла против раздразнённых сосков прошивает насквозь, лишает остатков и без того затуманенного разума. Он выгибает спину и благословляет себя, награждает себя, позволяет себе наконец-то обхватить болезненно напряжённый член мелко дрожащей ладонью. Громкий, протяжный стон срывается с его губ.
Движения беспорядочные, суетливые, но ему больше не хочется дразнить, не хочется играть, он жаждет только разрядки — мощной, яркой, иначе не бывает, потому что Хаято. Хаято в своей гребучей школе за тридевять земель и вернётся только к Рождеству, но в мыслях Юто он всегда рядом. В мыслях Юто это его рука сейчас надрачивает младшему брату, который мечется и подвывает, предчувствуя приближение оргазма.
Юто кончает слишком быстро, ему не пришлось даже ласкать себя изнутри пальцами, представляя, что это член Хаято методично погружается в него, совершая простейшие, пришедшие из далёкой древности движения. Сперма брызгает на руку, на зеркало; он медленно оседает на пол и растягивается на ковре. По телу растекается сладостное ощущение абсолютной расслабленности, внутри — легко, щекотно и немного смешно, голова в облаках. Он будто обкуренный.
Ему уже давно не стыдно. Все его мысли давным-давно крупными буквами написаны на лбу, во взгляде, которым он изучает брата, пялится на него. Постоянно.
Рано или поздно им придётся об этом поговорить.
Юто не против наконец-то пустить этот чёртов огромный рот в дело.
Название: Devour Автор:Птица Граф Размер: драббл, 448 слов Персонажи: Манами Сангаку/Онода Сакамичи Категория: слэш Жанр: дарк Предупреждение: смерть персонажа, подразумевается каннибализм Рейтинг: R Задание: локация «Зал Суда» Краткое содержание: иногда ты так сильно любишь кого-то, что готов пойти на что угодно, чтобы стать с ним единым целым
За всё время слушания он даже рта не раскрыл ни разу — государственный адвокат и заключения экспертов сказали всё за него. Удар судейского молотка как выстрел, Манами даже не пытается сдержать улыбку, растягивающую его губы до предела, до воображаемого звука лопающейся кожи. Ещё чуть-чуть, и она точно треснет, кровь побежит по подбородку, закапает светлый стол и казённую робу.
Это было быстро. После долгого, дотошного изучения и препарирования его болезни, закончить всё одним ударом и одним коротким словом — наверное, это того стоило. Манами плевать, сейчас блуждающие огоньки его мыслей собираются в пушистый, щекочущий рой — подумать только, они действительно собираются его лечить. Те люди, что со скучными лицами называли его болезнь вычурными, перегруженными, сложными именами, хотя на деле всё намного, намного проще. И куда более безнадёжно.
Из зала суда его выводят двое, держат крепко, наручников не снимают. Как будто боятся, боятся и презирают, ждут, что в любую секунду он набросится. И Манами даже может себе это позволить, ведь он — невменяем, не контролирует себя, нуждается в принудительном лечении. Что они могут сделать ему? Да ничего, а вот он — свободен. Только зачем ему тратить себя на каких-то случайных людей, достойных внимания не больше, чем вьющаяся в вечернем летнем воздухе мошкара? Он весь, до последней капли, принадлежит Сакамичи, ровно настолько, насколько Сакамичи принадлежит ему. Всё остальное не имеет абсолютно никакого значения. Это даже не ноль, это глубокое, глубокое отрицание.
Беззвучный смех приятно вибрирует у него в горле, но Манами не выпускает его, бережёт для себя. Он чувствует превосходство. Окружающие слишком глупы и ограничены, чтобы понять причины его счастья. А он, несомненно, счастлив.
Он влюблён.
В неуютных внутренностях автозака Манами рассеянно, машинально потирает ладони. Его пальцы зудят, они всё ещё помнят прикосновения, помнят изгибы, впадинки и шрамы, тугие, упругие мышцы под кожей. О нет, он никогда не сможет этого забыть, это — то немногое, что действительно имеет смысл. Любовь ворочается в Манами огромным монстром, заставляет сердце биться быстрее, выталкивать воздух из лёгких часто и прерывисто. Любовь вцепилась в него мёртвой хваткой, растворила кожу, прожгла кислотой кости, стала его сутью.
Вылечить это? О, пожалуйста. Ему даже интересно посмотреть на их попытки.
Пальцы Манами помнят приятный холод острых портняжных ножниц, и звук, и ощущение, с которым они вспороли кожу. Помнят, как неторопливо, с благоговением погружались в горячую, влажную плоть, глубже и глубже. Нервы как оголённый провод, слёзы в затуманенных глазах и на побледневших щеках, Манами чувствовал его боль, как свою, но это было нужно. Это было необходимо. Он читал в глазах Сакамичи отчаянное понимание, что больше быть всё время порознь — неправильно, невыносимо. Он читал в глазах Сакамичи принятие, покорность, благословение, и трепетал от восторга.
Манами подносит пальцы к губам. Не важно, куда его везут, не важно, что с ним будут делать. Главное, что Сакамичи с ним.
• Сегодняшнее утро началось с посиделок в уютной кухне-гостиной, солнце в окна, ленивое воскресенье. Разговорились неожиданно о фандомных битвах и вообще фандомах. Человек был мне не знаком, мы встретились впервые только вчера, но от того только интереснее было узнать мнение, которого я раньше не слышала. Приятно то, что в большинстве своём люди, которые меня окружают — адекватны и высказывают вполне здравые мысли. Осознала окончательно, что больше не хочу вообще, и уж тем более — две в год. В очередной раз сделала для себя вывод, что никогда не смогу понять людей на инсайдах и в дежурках. Что всё это приносит мне больше негатива и стресса, чем должно. Есть, в общем, над чем ещё задуматься.
Услышала фразу «А в конфетах-то вы чего умудрились не поделить?» и горько рассмеялась — действительно, что можно было не поделить в конфетах. Этого мне тоже понять не дано, но вопрос — в яблочко.
• Ещё немного о битвах: мы деанонились. Ху керс, я понимаю. Хотелось бы наверное что-то сказать, подвести какой-то итог, но мне нечего подводить. Все, кто нёс контент — вы классные ребята и постарались, для нашей команды было важно дойти до конца хотя бы на этот раз. Со своей стороны — я вложилась больше, чем рассчитывала, даже при том малом количестве всего, что сделала. Всё ещё не доотдала бартер, мне ужасно стыдно, но я начинаю нервно смеяться при одном этом слове. Простите меня, я что-нибудь с этим обязательно сделаю. В целом, мне не понравилось. Мне было плохо, непонятно, иногда мерзко. )
Но вот такую штучку мне дали в конце, и это мило
• Посмотрели с Исстинна стейджплей Хайкью. Эмоций было много, много криков (хайкью — это всегда много криков), сорвали голос примерно в самом начале и рыдали оставшиеся два часа. В общем, это лучший стейдж из всех, что я видела, хотя часть про Асахи и Нишиною мне не понравилась ни в плане постановки, ни в плане игры. Но надо отдать должное актёру Асахи: он был отличный и сделал всё как надо, даже при том, что Асахи мне не очень нравится. Всё, что до и после — невероятно чудесно. Не все актёры попали, но те, которые да — великолепны. Танака и Ойкава выше всяких похвал, невероятно крутой Суга, очень доставлял Энношита. Не знаю. Мне понравилось, точка. Чего тут расписываться-то
• В меня влили некоторое количество джейрока. Разного. У меня никогда не было в жизни ни джейпопа, ни джейрока, всё это радостно проскакало мимо меня, а вот теперь видимо пришла пора догонять. Мне даже не было неловко смотреть клипы, что странно, потому что обычно я на японцев вообще не могу смотреть. Мне ужасно смешно становится от них. А тут... то, что было хорошо — было хорошо. То, что было странно — было мегастранно и зачем, но так упарываться тоже надо уметь. В общем, целый дивный новый мир лежит передо мной.
И на этой волне вот клип вам. Новый. Мне от него очень больно, но он хорош невероятно.
Я вообще-то хотел дропнуть лотерею в этом году потому что потому, причины понятны даже из дайри, что уж говорить о твиттере Но кого заботит чего я там хотел или не хотел, если в итоге всё равно пошёл Всё ещё есть большая вероятность слиться как последнее говно, но она есть всегда Это будет сложно и больно А ещё мрздн — скотина, потому что очень форсит Приходите играть
Ассорти, серьёзно. Со всех сторон все недовольны, всем чего-то надо, а я такой сижу, смотрю на это и понять не могу, чего все хотят-то. Тут бомбит, там бомбит, здесь бомбит, везде бомбит, голова болит уже от этой постоянной бомбёжки вокруг. Как будто война. Всех обидели. Никто не ушёл необиженным. Даже мне блин обидно. Втф, нет ни слов, ни сил.
Наверное, я про них ничего не писала Так вот, вчера наконец-то добрела до клипа (до этого видела только Eyes Shut, у меня вообще с просмотров клипов по жизни не ладится. Если это не кпоп, хотя и с ним в последнее время не очень) Понравился мне очень, да и песня классная. Люблю всякие такие штуки Наслаждайтесь
Пусть мы и обсуждали это всё миллион раз, пусть этот фанон уже много времени живёт в моей голове и должен был давно устаканиться, я всё равно не очень понимаю, как жить с этим дальше и не плакать радугами каждый раз
В рамках негласного флешмоба «Поделись с миром своими фанонами», небольшая история про простого русско-нерусского парня по имени Макс Фан, где Макс — это фамилия. Ай нид хелп, вызывайте доктора
Предыстория: вообще всё семейство альпен гольдов, к которому и Фан принадлежит, относится к большой монстрокомпании Монделис. Производится в России и некотором ближнем зарубежье. Изначально я и хотела раскуривать Монделис в мафия!АУ, но так до сих пор до этого дела и не доползла. И даже не знаю, когда ещё доползу... Поэтому будем в отрыве от реальности рассуждать про сферического Фана в вакууме.
Фан — старший брат такому же сферическому Филлу. Несмотря на то, что они, по сути, тот же альпен гольд, я их предпочитаю не связывать родственными узами с самим Альпеном (для этого есть Темпо, если кто помнит такого). В общем, Максам хватит друг друга выше крыши.
Прикидываю, что ему примерно так 23 года, плюс-минус. Не сильно взрослый, но в то же время неплохо бы уже иметь голову на плечах. Но только «неплохо бы», потому что характер у Фана... все примерно себе представляют, потому что наверняка видели рекламу, а если даже не видели — ну господи, какой может быть характер у того, у кого в голове взрывная карамель и мармеладные медведи? Он не очень умён, и сообразителен разве что в том, что касается веселья. Первое апреля — любимый праздник, этому миру определённо нужно больше приколов. Стоит отдать ему должное — по-злому не прикалывается, всё больше по-тупому он вообще довольно добрый и простой парень, страдающий от неискоренимого оптимизма и пытающийся во всём видеть светлую сторону. Категорически не может чувствовать себя хорошо, если кто-то из его близких по той или иной причине страдает, очень постарается саму причину этого страдания искоренить.
Во многом слушается младшего брата, потому что второй ребёнок в семье получился посообразительнее, очень его бережёт и боится какими-нибудь своими выходками расстроить (но в то же время довольно часто это делает). У него наблюдается комплекс старшего брата, и с возрастом это всё сильнее Филла раздражает, иногда на этой почве случаются нехилые конфликты.
По жизни занимается, наверное, ничем — разве что бесконечные подработки, то, что называется неквалифицированным трудом. Образование получил школьное, в университеты не ходил (возможно, техникум или училище). В той же мафия!АУ, конкретно в пёстрой шайке Монделис, я его вижу довольно безбашенным киллером, у которого включается безумный мод примерно после слов «ничего личного, просто бизнес». Но об этом надо много думать, а я пока не в состоянии. Где вообще я, и где накуривание фанонов.
А ещё он очень любит медведей. Плюшевых, мармеладных, нарисованных, каких угодно бешеный русский в ушанке, по утрам выгуливающий своего медведя на поводке после того, как выхлебает в одно рыло бутылку водки
Tumblekit его как-то так изображала (соответственно, примерно в то время мы его впервые начали обсуждать, воу Оо), за что ей всё ещё офигенное спасибо
Итак, пришло время второй промки Bungo Stray Dogs Я уже даже почти забыла, что их жду так что они вовремя напомнили о себе с 27 марта уже стартует показ, а я всё как будто в танке Опенинг поют GRANRODEO, из того, что я услышала — в принципе, неплохо, но я не в восторге
А за саму промку спасибо, это выглядит очень даже неплохо, ГГ очень понравился (когда-нибудь я даже запомню, как его зовут) — внешне я его уже конечно видела и в манге, и с первой промки помню, а вот голос оказался незнакомый. Некто Уемура Юто его озвучивает, 93 г.р., новые имена, классно-классно
Доппо доставил (Хосоя-блин-Ёшимаса). Почему-то думала, что у него будут волосы почти белые, но нет, и выглядит это весьма достойно и даже лучше, чем я себе представляла Доппо — это тот, что на стоп-кадре, если что Если мне не показалось, был весьма классный момент с Танизаки (КОТОРОГО ОЗВУЧИВАЕТ ТОШИЧ ОБОЖЕ ДА СПАСИБО СПАСИБО СПАСИБО)
А вот Дазай... Дазая озвучивать будет Мияныч. Кое-что мне в этой связи в промке понравилось, кое-что — очень сильно нет, и я пока не знаю, как к этому относиться. В сериале уже будет видно. Почему не Исида чесслово То же самое могу сказать про Камияна, который озвучивает Ранпо. Его в промке, увы, слышно не было, так что пока толком и не оценить, но что-то не знаю я, не знаю... Камиян? Ранпо? Серьёзно? Терзают меня смутные сомнения, опять-таки сериал покажет
И вообще, эй, где Фицжеральд? До Готорна, я так чувствую, сериал просто тупо не дойдёт...
У меня так и не появилось мыслей, куда применить этот кусок текста Поэтому пусть просто будет небольшая зарисовка И пусть лежит здесь, здесь как-то уютнее, чем в гуглдоках
Утренние лайонскиты 395 слов зарисовочка
читать дальшеБесконечно можно смотреть на то, как горит огонь, течёт вода и спит Скиттлз. Лайон, просыпаясь каждый раз значительно раньше, может позволить себе немного подсмотреть. Распорядком дня и биоритмами они не совпадают, кажется, вообще. Совсем. Лайон встаёт достаточно рано даже в выходные, а Скиттлз обычно сваливается под утро, частенько — прямо там, где сидел до этого, и спит как среднестатистический суслик — до последнего. То у него сроки горят, то ночью думается лучше, то сон не идёт, то по практике ничего не готово, а дэдлайн был вчера… Миллион причин на абсолютно совиный образ жизни. Своё спальное место Скиттлз виртуозно превращает в воронье гнездо. Сгребает к себе одеяла, подушки, заматывается и зарывается в них так, что сразу не поймёшь, где голова, где ноги, и как так можно вывернуть руку. Как-то раз Лайон обнаружил его спящим поперёк кресла в обнимку с ноутбуком, под пледом, двумя кофтами, с какой-то книжкой и пультом от телевизора под поясницей, да ещё и с картонной папкой для эскизов на голове. Что характерно, пустой, потому что эскизы красиво разлетелись по полу. Из-под кровати их вызволять оказалось довольно проблематично — пару часов, с перерывами на мат, чай и «да ну их к чёрту» они промучались точно. Но вот что любопытно: форменный бардак и тотальный дестрой Скиттлз устраивает только тогда, когда спит один. Пока рядом Лайон, он прикидывается паинькой: сегодня вот, часов в пять утра, юркнул под одеяло, уткнулся в плечо холодным носом да так и сопит до сих пор. Кого он пытается обмануть — непонятно, ведь Лайон точно знает, что стоит только оставить его одного, пусть даже на пару минут, он как минимум попытается удавиться подушкой. Беспокойное хозяйство. Лайон улыбается себе под нос и легонько гладит его по разлохмаченным волосам, наслаждаясь спокойными утренними минутами. Немного идиллии в жизни не помешает никому, к тому же спящий Скиттлз ему нравится. То есть, Скиттлз ему нравится любым, в любое время года, в любое время суток и в любом настроении, но спит — значит, отдыхает, а не убивает себя литрами кофе и энергетиков, насмерть зарубившись с очередной работой/подработкой/учебной задачей. Из-под одеяла он выбирается по привычке осторожно, стараясь совершать как можно меньше телодвижений, чтобы ничем не помешать. Скиттлза сложно разбудить, даже если пальнуть у него над ухом из пушки, но рисковать Лайон не намерен. Он потягивается, встряхивается, проводит ладонями по лицу, снимая с себя последнюю сонливость, и тут же слышит шебуршание за спиной. Нет, Скиттлзу и пяти минут не пролежать спокойно… Улыбку сдержать почти невозможно.
Почитала афтернеск-псто в оф.группе Ассортей втентакле. Вот сижу, второй или третий уже день пассивно переживаю. А то у меня образ Афтера в голове сложился один, а он вроде как другой, и вроде как где я вообще, кто я вообще, зачем я... Ну и так далее. Про Несквика даже упоминать не буду, и так знаю, что он у меня вообще не Несквик, а какой-то другой чувак Но из-за него почему-то не парюсь, а вот Афтер зацепил Ненужные переживания о том, насколько православен мой взгляд на персонажа, такие ненужные
Могу всех поздравить, теперь у нашего фандома есть Серьезная и Официальная группа вконтакте! Традиционно безграничное спасибо Сай за диз и верстку О причинах, наверное, все в курсе, можно не распространяться. Я, конечно, избегала бы этого еще очень долго, но в этой ситуации особого выбора у нас не было, ну и вот. Мне кажется, это лучше, чем продолжать наблюдать за распространяющимся по вконтакту бредом и ничего не предпринимать) Что там будет: то же, что и на дайри. Арты, фики, баннеры, фаноны, обсуждения, флешмобы и мини-фесты. Само собой, все по-прежнему будет дублироваться с дайри, а не наоборот, и менять место обитания никто не собирается. Не в тему, но насколько же вконтакт убог во всех отношениях О_о Как там можно создавать группы, паблики, галереи, зачем? О_о Более стремной платформы еще не видела, брр. Но подписываться, постить и участвовать в обсуждениях можно и нужно, аняня. Даю клятвенное обещание, что группа будет качественно модерироваться, и "Рафаэлло - не Ферреро" или "близнецов Роше с Рафаэлем" вы там не увидите И! Буду очень рада любым идеям насчет возможной активности в группе) Идеи флешмобов, конкурсов, обсуждений и чего угодно еще, - пишите обязательно, все пригодится