Смутное чувство тревоги выдернуло Мамбу из тёплого и уютного сна в тот странный час, когда ночь уже не была ночью, но и утро ещё не наступило. Серо-чёрный полумрак, наполнявший комнату, и предрассветное небо, проглядывавшее сквозь узкую щель между неплотно задёрнутыми занавесками, ясно давали понять, что где-то над горизонтом уже забрезжила тонкая светлая полоса. Мамба, очевидно, поторопилась с пробуждением. Снова.
Она терпеть не могла эту постепенно входящую в привычку ерунду — вдруг обнаруживать себя бодрствующей где-то между ночью и утром, без каких-либо ориентиров и координат, без ласкового, но настойчивого зова будильника, зато с покрытым испариной лбом, гудением до предела натянутых нервов и острым, пугающим ощущением не-одиночества. Приступ паники в этом пограничном состоянии между сном и явью продолжался обычно всего лишь несколько мгновений, поэтому от Мамбы требовалось лишь запастись терпением и пережить эту крошечную бесконечность парализованных мышц и остановившегося дыхания — до тех пор, пока сквозь грохот разогнавшегося сердце не пробьются звуки работающего в ванной душа.
Ни разу Мамбе не удавалось поймать сам момент возвращения. Стар слишком тихо двигался, слишком аккуратно открывал и закрывал двери, на связке его ключей не висел позвякивающий при малейшем движении брелок, и ещё некоторое время после его прихода Мамба продолжала по инерции спать. Но дождаться, пока он сам её разбудит, пытаясь забраться под одеяло и пристроиться рядом, не могла тоже. Ритуал оставался неизменным: Стар запирался в ванной, а Мамба боролась с вгрызавшимся в неё ужасом и пыталась не отдать богу душу.
Она уткнулась мокрым лбом в подушку и измученно застонала — всё ещё чувствуя себя совершенно разбитой и нисколько не отдохнувшей, мысленно она распрощалась с надеждой хоть сегодня поспать свои законные шесть-семь часов. Прошлая неделя была адской, эта обещала ничуть ей не уступать, сроки горели и вдобавок организм решил, что ему пора начинать ломаться. Свернувшись клубком, она снова закрыла глаза, но после такой эмоциональной карусели бодрость ей была обеспечена как минимум на ближайшую пару часов. В течение дня придётся снова хорошенько раскошелиться на кофе и энергетики, и молиться, чтобы желудок согласился их принять.
Кровать скрипнула и матрас просел под дополнительным весом, когда Стар опустился на край со своей стороны — Мамба сквозь зубы выругалась и прокляла чёртова Ригли с его бесшумной походкой. Едва слышный смешок — и вот его губы скользнули по её щеке, а сам он наконец-то улёгся рядом.
— Привет, красавица, — он улыбнулся, провёл ладонью по её боку и животу, обнимая и прижимая к себе. — Очередной ранний подъём?
— Видимо, да. Поеду в студию пораньше, может, хоть часть бардака разберу… Хотя половина дел из моего списка разбивается о то, что Фру ещё не доработала свою часть коллекции. Нам уже пора образцы отшивать, а она… — Мамба поморщилась, цокнула языком. Забот хватало, это уж точно. — Как обычно.
От Стара привычно пахло шампунем, мылом и зубной пастой, обезличенной свежестью, ни следа не оставившей от того, кем он был последние несколько часов, чем занимался, с кем виделся, куда ходил. Стар с завидным упорством пытался спрятать от неё ту часть себя, которую считал неприглядной, и именно поэтому с таким остервенением вымывал из себя запахи — сигаретного дыма разной степени дороговизны, гари и пороха, чужих духов и одеколонов; бесконечных верениц важных людей, страшных людей и мест их обитания. Чтобы не наткнуться на остекленевший взгляд и каменную стену отрицания, его нельзя было спрашивать о работе, зато сколько угодно можно было болтать о себе и всякой отвлечённой ерунде. От Мамбы требовалось лишь наслаждаться его вниманием и не задавать лишних вопросов, когда он возвращался домой в шестом часу утра или не возвращался вовсе.
Поначалу она не понимала и скандалила, но Стар был терпелив и непреклонен, раз за разом повторяя, что так лучше — для её же собственной безопасности. Она смирилась, но это отнюдь не значило, что от притворства у неё не горчило и не першило в горле. Иногда от этого хотелось расплакаться, в самые плохие дни — раскричаться.
Но ещё никогда — уйти.
— Но у нас ведь есть ещё немного времени? — Стар уткнулся носом ей в затылок и крепко обнял. И даже если столь близкое соседство с покрытым мерзкой холодной испариной существом, напоминавшим скорее лягушку, чем человека, как-то его обеспокоило, он не подал виду. А Мамба не стала заострять на этом внимание.
Что он умел, так это каким-то образом заполнять собой всё пространство, окружать её теплом и нежностью, словно коконом, успокаивать парой прикосновений. От этого по спине бежали мурашки, а сердце замирало: в его присутствии всё остальное начинало стремительно утрачивать значение и отходить на второй план. Быть любимой им могло бы быть так просто… если бы Мамба не переросла розовые конфетно-букетные очки почти сразу, с болезненной ясностью осознав однажды, с кем именно связалась.
Как в одной известной песне: mama, I’m in love with a criminal, какими бы благородными и законопослушными масками ни прикрывалась его семья. Вот и получалось так, что пока Стар был рядом — всё было хорошо, дышалось легко и спокойно, а море было по колено. Но его отсутствие моментально вдавливало в землю грузом понимания того, что это значило — быть Ригли в этом городе.
К сожалению, Мамба с самого начала совершила фатальную ошибку: влюбилась в человека, в которого нельзя было влюбляться.
— Я слышу скрип шестерёнок в твоей голове, — мягкой укор коснулся её волос вместе с тёплым выдохом, и Мамба неловко завозилась в кольце его рук. — Опять какую-то фигню думаешь?
— Размышления о бездарно потраченной на одного раздолбая юности — это не фигня. Как и попытки понять, почему я ещё не выперла тебя из своей квартиры и своей жизни, — пробурчала Мамба себе под нос, слегка толкнув его локтем.
— Скажи мне, кто этот раздолбай, я найду его и закопаю, чтобы ты больше не забивала им голову. Касательно второго вопроса… ну, это определённо потому, что я лучшее, что с тобой случалось, — предсказуемо отшутился Стар и довольно хохотнул, получив очередной тычок под рёбра. — Ауч, ауч, полегче, амазонка!.. Ну и скора же ты на расправу по утрам. Ума не приложу, с чего бы это.
Мамба закатила глаза и застонала: вот же юморист хренов, не приложит он ума… Привычная едкая угроза нынче же днём сменить замок уже была готова сорваться с её языка, но Стар ещё крепче стиснул её в объятиях и зарылся лицом в волосы. Скрыть тяжёлый, полный смертельной усталости и страдания выдох ему не удалось. Мамба почти физически ощутила, как маятник настроения стремительно качнулся от безмятежно-весёлого в сторону полной своей противоположности. Она против воли напряглась, настороженно прислушиваясь к дыханию и ожидая какого-то следствия этой перемены, но Стар, видимо, не планировал открывать рот в ближайшую пару лет. На это минное поле ей снова предстояло ступать самой.
— Что-то случилось?..
По опыту подобных разговоров она догадывалась, что у неё было всего два варианта возможного развития событий: Стар должен был либо окаменеть и наглухо замкнуться, либо начать отшучиваться и в итоге перевести разговор на любую другую тему, начиная вспышками на солнце и заканчивая новой осенне-зимней коллекцией Эли Сааба. Нет, Эли Сааб — это восхитительно чуть более, чем полностью, а уж про его коллекции Мамба и сама всем желающим могла порассказать, но надо было иногда и о приземлённом, о жизненном…
— Случилось. Немного.
Вот и всё, что он выдавил из себя, а Мамба почти увидела, как заходили по его скулам желваки от того, с какой силой он стиснул зубы; и губы его наверняка сжались в тонкую линию. Даже смотреть уже не нужно было, чтобы во всех красках представить его реакцию. Она выдохнула максимально медленно и как можно тише, чтобы не выдать своего разочарования. Ну ладно.
— Выпьем кофе, раз уж всё равно не спим? — во всём Чикаго не нашлось бы человека, умеющего лучше неё придавать голосу непринуждённости в ситуациях, когда на самом деле хотелось рычать и ругаться последними словами. — Давай, не дуйся.
Мамба ужом выскользнула из его объятий и практически скатилась на пол. Стар, конечно, снова поймал её, когда она оказалась в зоне его досягаемости по пути к двери, но ненадолго — мазнул губами по костяшкам её пальцев, боднул щекой тыльную сторону ладони, да и отпустил. То ли поблагодарил, то ли извинился, тут не поймёшь. Мамба скорчила в ответ рожу — лучше бы перестал ломать комедию и просто рассказал, как есть.
Наверное лучше?..
На минутку она позволила себе не думать вообще ни о чём кроме того, чем в этот момент были заняты её руки. Набрать в кофеварку воды на пару чашек, выцепить с полки банку с остатками кофе, вспомнить о том, что недавно купила какой-то новый, безумно вкусный и ароматный, отыскать на полке уже его и насыпать в ситечко щедрую порцию, чтобы получилось покрепче… Плита бы уже нагрелась за то время, что она потратила на все манипуляции, но о ней Мамба подумала в последнюю очередь — как обычно. И раздосадованный вздох, конечно, имел отношение только к вынужденной паузе в её действиях, и больше ни к чему.
Ах, ну вот же кружка Стара в мойке стоит со вчерашнего дня — Мамба ухватилась за неё с таким рвением, что сама себя немного напугала, и тут же чуть её не выронила. Она так устала… так устала, что привычная и как будто родная уже досада выбила её из колеи совершенно неподобающим образом.
Это ничего. Нужно просто закончить коллекцию, отдать образцы на отшив, и тут же станет легче…
— В городе будет неспокойно в ближайшее время.
И снова она не услышала, как он за ней последовал. Мамба усмехнулась уголком рта, вспомнив, как хотела обвесить Стара бубенчиками, чтобы всегда знать, когда он к ней подкрадывается.
— Хорошо, буду вечерами ездить на такси.
— Скорее всего, в этот раз тебе придётся немного потерпеть личного водителя.
Она нахмурилась, обернулась. Какой ещё личный водитель? На Стара периодически находила блажь, несколько раз он уже пытался ей навязать нечто подобное, но все его попытки разбивались о непреклонный отказ. Мамбе казалось, что в последний раз они пришли к окончательному пониманию в этом вопросе, а теперь всё с начала?
— Объясни.
Он сидел на табуретке, закинув ногу на ногу и будто бы непринуждённо облокотившись о стол, но она видела напряжение в его плечах.
— Матери пришлось ненадолго лечь в больницу, и из-за этого мы готовимся хлебать дерьмо ложками, — слова хотели казаться нейтральными, но выходили с трудом, и брови его то и дело начинали ползти к переносице — так сильно ему не хотелось вести этот разговор. Но он уже начал, сам, так что придётся и заканчивать. — У руля сейчас дядя, и само по себе это не так страшно, как кажется на первый взгляд, но семья без главы уязвима. Сегодня, максимум завтра к утру, весь город будет знать, что Джуси Ригли срочно улетела из Чикаго. Возможно, кто-нибудь с нереально длинными руками даже раскопает, куда и зачем. В любом случае, для некоторых это послужит сигналом к действию.
Мамба потянула свою длинную, мешковатую футболку «для сна» вниз, неловко переступила ноги на ногу. Торопясь сбежать, она забыла надеть тапочки, и теперь ноги начинали понемногу замерзать на холодном полу.
— С мамой твоей что-то… плохое? — спросила она, не будучи полностью уверенной, что хочет услышать ответ на свой вопрос.
Он только фыркнул и отмахнулся:
— Старые травмы старой тётки. В общем, суть в том, что из-за её путешествия у нас слегка уменьшилось количество доступных ценных кадров — кто-то же должен её сопровождать. А нам, в свою очередь, предстоить держать оборону здесь. Значит, усилить охрану на точках, обеспечить безопасность нашим работникам и особенно — членам семьи, — таким невыносимо несчастным он выглядел в своей серьёзности, что Мамбе смертельно хотелось его обнять. Но сначала нужно было дослушать. — Файв уже начал потихоньку мобилизовать бойцов, но действовать приходится осторожно, чтобы раньше времени никого не поставить на уши.
Стар готовился идти на войну, и у Мамбы волосы на голове шевелились от того, с каким спокойствием он об этом рассуждал. Да, она давно хотела влезть в его жизнь настолько, чтобы ему не приходилось больше скрывать от неё свою повседневность; более того, она вполне отдавала себе отчёт, что разумного, доброго и вечного там мало. Но начинать погружение с подготовки к гангстерской войне она никак не ожидала.
Мамба и без того постоянно жила бок о бок со страхом, что однажды Стар просто не вернётся, и никто даже не сообщит ей, что с ним стало. Разве только в новостях или в какой-нибудь газете пустят короткую заметку, о которой она тоже может не узнать, поглощённая работой и каждодневной суетой.
Впрочем… а чего она ожидала-то вообще.
— Я всё ещё не хочу вмешивать тебя во всё это. У тебя, в конце концов, куча дел и головной боли на работе, друзья, жизнь, — он выпрямился, резко опустил руку на столешницу, глядя в одному ему известную точку где-то над её левым плечом. В очень медленно отступающем полумраке ей никак не удавалось разобрать — это нервная усмешка кривит его губы или злой оскал? — Но мы с тобой никогда не прятались, и надеяться, что о тебе не знают — верх идиотизма. А родные и возлюбленные под раздачу попадают в первую очередь.
Холодок побежал теперь и по спине Мамбы, она невольно повела плечами, но тут же снова взяла себя в руки. Всё верно, всё логично. Ничего такого, о чём она не читала бы, чего не видела бы в фильмах и сериалах, чего не подсказывал бы здравый смысл. Другой вопрос, что до сих пор это мало общего имело с её жизнью.
— Собираешься меня запереть в каком-нибудь бункере? — спросила она на удивление ровно. — Но ты прав. У меня, как минимум, осенняя коллекция на подходе — работы ещё вагон, а то и два, и Фру я не брошу. Она одна ни за что не справится.
— Не запереть и не в бункере, — Стар не моргнул и глазом, но смотреть на неё всё ещё отказывался. — Самых близких родственников в такие моменты обычно переселяют в родительский дом или к тётушке. Они стоят рядом и из них удобно сделать неприступную крепость. Я всё думал, как убедить отца и Файва, чтобы и тебя включили в этот список…
Мамба понимающе фыркнула. С чего бы семье Стара заботиться о ней, очередной, пусть и подзадержавшейся уже, пассии? Она им никто, просто временное увлечение старшего сына, которое нужно перетерпеть; абсолютно невыгодное вложение денег и времени, девочка без имени, иммигрантка в поисках лучшей жизни. Они даже не виделись ни разу, Мамба знала только несколько имён, которые иногда могла сопоставить с изображениями в новостях — и то не все. К тому же, она слышала, что Файва Ригли раздражает немецкий акцент.
— Нет-нет, всё совсем не так, как ты думаешь, — спохватился Стар, вынырнув из своих нелёгких мыслей и абсолютно верно истолковав скепсис на лице Мамбы. — Отец просто первым подошёл ко мне с этим вопросом, вот что я хотел сказать.
За окном город начинал медленно-медленно стряхивать с себя сон: в последовавшем молчании очень отчётливо были слышны звуки проезжавших внизу редких автомобилей. Мамба и сама почувствовала, что выражение её лица превратилось в нечто совсем неудобоваримое, но поделать с этим ничего не смогла — только ноготь нервно закусить. Недоумение внутри неё смешивалось с нешуточной тревогой, а то и вовсе подкрадывающейся паникой — и ещё немного с недоверием. Ну не могли они на полном серьёзе разговаривать со Старом о таких вещах, никогда такого не было; она всё ждала, что он засмеётся, скажет, что это шутка.
Стар молчал. Ждал её реакции.
— Мог бы заранее предупредить, что, чтобы познакомиться с твоей роднёй, нужно просто отправить твою маму на больничную койку, — она улыбнулась так криво и слабо, что не обманула бы и первоклассника, но Стар всё равно выдохнул с заметным облегчением. Что он, интересно, думал себе? Что она ругаться начнёт? Упадёт в обморок?..
— Вот ты шутишь, но не представляешь просто, насколько близка к истине. Отец приглашает тебя на обед сегодня, хочет поговорить тет-а-тет, — он откинулся назад, опёрся спиной о стену и позволил себе относительно спокойную, но при этом удивительно ободряющую улыбку. — Передал мне по секрету, что при матери любой твой визит наверняка закончился бы каким-нибудь скандалом, а обсудить вам, мол, есть что и давно пора. Он, мол, тоже в этой семье не родной и когда-то проходил через круги ада со старшими Ригли…
Предстоящая неловкость этого разговора ужаснула Мамбу уже сейчас, но она твёрдо была намерена принять приглашение — хотя от количества обрушившейся на неё информации голова немного кружилась, а от страха начало мутить. Хорошо, что требовательное кипение кофеварки на плите позволило отвлечься ненадолго и ей, и Стару — кто его знает, какими страшилками он собирался ещё её пугать?
Знакомство с родителями — ну, технически, только с одним родителем — удивительное дело. Настолько удивительное, что Мамба ненадолго и думать забыла об обстоятельствах, ему благоприятствующих.
— Тем больше поводов помчаться на работу прямо сейчас, чтобы всё успеть, — она разлила кофе по чашкам, перенесла обе на стол и бесцеремонно забралась на колени Стара. Тот с готовностью обнял её и уткнулся носом в малиновые волосы — Мамба всерьёз предполагала, что если он как следует прислушается, то услышит растревоженное гудение мыслей у неё в голове.
— Он тебя будет ждать к двум часам. Созвонимся, и я либо сам тебя подвезу, либо отправлю за тобой водителя, — Стар звонко чмокнул её в макушку и моментально посерьёзнел. — Мне не нравится, что приходится забивать твою голову всеми этими кошмарами, но нравится, в каком направлении всё двигается.
Мамба боднула его в подбородок, медленно умирая внутри от миллиона противоречивых чувств.
— Кофе свой пей, — проворчала она, прижимаясь щекой к его груди и слушая, как зарождается внутри тёплый старов смех.